Часть 1
Основа Знания
Мысль и ее источник
Предназначение высшей философии – являтся Путем Проявления, а не использоваться
исключительно для управления деятельностью. Это то, что древние понимали
очень хорошо, но сейчас, в эти грязные и убогие дни эта истина почти забыта.
Серьезного гражданина нашего времени могли бы вогнать в краску мысли о
том, каковым будет приговор историков будущего, когда они будут описывать
наши времена, отмечая как высоко гениальны и первоклассно выполняемы были
преимущественно мирские потребности для удобства «двуногих, бесперых, прямоходящих
млекопитающих рода Homo» в его адаптации к окружающей среде, или изучая,
как чрезвычайно запутанные технические устройства могут быть приспособлены
к уничтожению таких же млекопитающих наиболее неприятным из всех доступных
воображению способов. В самом деле, когда знание служит подобным устремлениям
– неведение предпочтительнее. Но даже то, насколько нездоровым выглядит
отсутствие у технического знания других целей, то, что величественная Королева
Знания унижена до статуса служанки земной науки, намного отвратительнее
и безнравственнее. По всей видимости, в самой своей форме и методах земная
наука может найти окончательное оправдание только в деятельности, но задача
высшей философии служить более значительным и предельным целям. Неизменная
задача Святой Софии – поддерживать то знание, которое служит, прежде всего,
бытию, а деятельность лишь в том случае, пока действие является инструментом
бытия.
Печальное настоящее положение
подобной философии является по большей части результатом критической сообразительности,
которая убежала так далеко вперед от раскрытия в балансирующем интуитивном
проникновении. У меня нет ни малейшего желания выяснять правильные функции
духа критицизма, и я буду одним из последних среди тех, кто побеспокоится
о проживании в дурацком замке иллюзий; но сам по себе критицизм ведет только
к тупику универсального скептицизма. Можно не сомневаться, что этот скептицизм
может быть замаскирован по-разному, что раскрывается через заявления, вроде
«любое знание только вероятное знание», или «знание лишь только гарантированная
уверенность, которая проверяется тем, насколько хорошо она служит адаптации организма к окружающей среде»,
или же он может привести к совершенному отрицанию того, что вообще существуют
такие вещи, как Реальность или Истина. Но в любом случае, уверенность исчезает
без всякой надежды на то, что она вообще когда-нибудь будет обретена. Есть
люди со странным вкусом, которым, кажется, нравится проистекающий в результате
азартный мир полной неуверенности, в котором ничему нельзя верить и только
иллюзии служат пищей для утоления острой тоски по вере. Но для всех тех,
у кого есть большая потребность в вере, потеря надежды в обретении уверенности
это окончательная трагедия абсолютного пессимизма – не относительного пессимизма
Будды, Христа или Шопенгауэра, каждый из которых видел мрачную безнадежность
этого темного мира так же хорошо, как и Дверь, ведущую к бессмертному Свету,
но пессимизма столь глубокого, что не остается ни малейшей надежды на Свет.
Где-то должна существовать уверенность в том, что конец жизни это нечто
большее, чем вечная безысходность. И чтобы обрести эту уверенность нужно
нечто другое, чем критицизм.Когда поток опыта проходит сквозь нас, мы не
можем найти ни начала, ни конца. С помощью нашей науки мы делаем случайные
разрезы в этом потоке, и обнаруживаем бесчисленные связи переплетающихся
неопределимых частей, что мы с изрядным умением можем описать и превратить
в различные системы. Но, что касается окончательной природы этих частей
в их взаимосвязи, мы не знаем почти ничего. Откуда проистекает этот поток
и куда он течет? На этот вопрос веками и тысячелетиями не было ответа у
знания, которое было основано исключительно на опыте.
Безнадежность – вот достояние человека, для которого источником всех
его знаний является только опыт и ничто иное.
Но может быть существует источник
знания, отличный от опыта и от его (предположительно) единокровного брата,
понятия?
Величайшие из древних подтвердили, что существует, и то же утверждали другие на всем протяжении истории наших рас. Я также утверждаю, то, что существует третий орган знания и то, что это может быть реализовано любым, кто движется в правильном направлении. И также, я подтверждаю слова тех древних, которые говорили, что через этот орган возможно обрести разрешение наивысших вопросов и обретаемое знание не бесплодно, несмотря на то, что его форма может быть совершенно неожиданной. Но оставляют ли баррикады современного критицизма место для забытой Двери? Я верю, что оставляют, если тщательно проанализировать его структуру и отделить то, что имеет смысл от того, что смысла не имеет. Для философии критицизм не является авторитарной абсолютной компетентностью, чтобы закрыть дверь к свидетельству из источника прямоты.
Критика чистого разума
«Критика чистого разума» Канта похоже установила важное предположение:
чистый разум сам по себе может предоставить заключение относительно лишь возможности и может утверждать существование этой возможности исключительно как возможности.
Для того чтобы утверждать действительность существования
требуется нечто большее.
В общем, утверждение действительности существования становится возможным при помощи эмпирических данных, получаемых через чувства.
Комбинация принципов чистого разума и данных, получаемых
через чувство, делает возможным единство опыта при помощи необработанной
непосредственности, которая может быть объединена в полноту, организованную
по некоторому закону.
Это предоставляет основу для уверенности в теоретических определениях науки как таковой, со всем, что из этого следует. Но в человеческом сознании существуют потребности, которые остаются неудовлетворенными от подобной интеграции.
Кант помнил об этом факте, и пытался разрешить эту проблему в его «Критике Практического Разума», но у него не получилось найти адекватного обоснования для убеждения.
Таким образом, сегодня мы стоим на позиции, которая говорит о то, что для мысли нет определенного, а есть только вероятное знание.
В современной философской перспективе я не оспариваю аргументированное
обоснование этого заключения, выведенного в «Критике чистого разума».
Я принимаю принцип способности чистой идеи устанавливать
только возможное существование. Но я иду дальше, чем Кант в утверждении
того, что в общей организации сознания есть фазы, которые не являются ни
абстрактными, ни эмпирическими – понимая последний термин как сознательную
оценку, зависящую от чувств.
Я обращаю внимание на фазу, которая, не являясь
обыкновенно активной среди людей, была отмечена немногими личностями на
протяжении периода известной нам истории, и утверждаю, что сам по себе,
я смог реализовать, по крайней мере, некоторые возможности этой фазы. Эта
фаза была известна на Западе под разными обозначениями, такими как «Космическое
Сознание», «Мистическое Проникновение», «Специализм», «Трансгуманизм» и
тому подобными. На Востоке она получила более систематическое рассмотрение
и обозначение. Так, она была определена терминами «Самадхи», «Дхъяна» и
«Праджня».
Характер этой фазы сознания, как она была
представлена в существующих обсуждениях, и как это было обнаружено при
моем собственном контакте с ней, имеет природу непосредственного осознания реального содержания
или значения.
Эта непосредственность имеет намного более высокий порядок по сравнению с той, что происходит через чувства, так как последняя зависит от органов чувств, посредством которых происходит восприятие.
По сравнению с опытом, полученным через чувственное
восприятие, эта редкая фаза сознания дает трансцендентную оценку непосредственно
и делает возможным утверждение своего существования при помощи заключения,
которое не нарушает фундаментальных принципов, выведенных Кантом.
Продолжение следует...
|